До 12 лет я толком ничего не видел.
Все это время врачи не могли нормально определить мое зрение. Может потому что это были 90-е, я хз.
У окулиста я пялился в эту табличку с разорванными колечками и видел все в красивом размытии.
Из букв мог разглядеть только первые две строчки. И то, только потому что я их выучил.
Врачи попеременно тестили на мне разные стекла. Спрашивали: так лучше? Или так? А мне было никак.
Ну и чтобы от меня отстали, я говорил, вот сейчас вроде лучше. Врачи радостно выписывали рецепт, мы делали очки и я их... не носил.
В общем, жил как крот. Сидел на первой парте, щурился своими большими глазами и страдал.
Параллельно обычной школе я поступил в художественную. На вступительных экзаменах мама предупредила, что у меня негусто со зрением. На что учителя сказали: это наоборот классно — он лучше (!) будет писать картины.
Мне показалось это чутка странным — что я смогу там нарисовать, если ни хрена не вижу? Но решил не спорить с разбирающимися людьми.
На вступительном экзамене я нарисовал натюрморт с натуры как увидел. Почему-то после этого меня определили в самую начальную группу. Видимо не на полную применил свое преимущество в близорукости.
Моя мама не унывала. Она по-прежнему очень хотела мне помочь. В очередной раз мы решили попробовать подобрать мне очки.
Мы сменили окулиста. Врач оказался тру экспериментатором. После десятки смены стекол, он предположил — а может у тебя астигматизм? И поставил какие-то другие линзы.
— Я вижу! Я вижу! О боже! — заорал я.
— Ба, да у тебя астигматизм! — подтвердил свою гипотезу доктор.
Мне выписали новый рецепт и когда я надел новые очки, я был как будто под кайфом. У меня появилось столько деталей. У меня кружилась голова от избытка нюансов. Это было ВАУ!
Первые несколько дней я снимал очки, чтобы немного успокоить свой мозг.
С 12 лет я начал реально видеть. Спасибо большое моей маме.